Поволжский Образовательный Портал

Проектная смета

Опубликовано 11 октября 2006

Министр образования и науки Андрей Фурсенко: "Любая революция в образовании имеет запредельную цену, поскольку меняет направление развития общества. Никто не может взять на себя ответственность за такие перемены" (Фото: Александр Иванишин) Термин "Национальный проект в области образования" уже набил определенную оскомину: проект есть, а сколько-нибудь заметных изменений на национальном уровне не просматривается. Качество образования оставляет желать лучшего, вопрос с приватизацией учебных заведений подвис, единые образовательные стандарты не приняты. А Министерство образования и науки только и делает, что раздает гранты и премии налево и направо - и целым школам, и отдельно взятым учителям. Финансовый вопрос, кажется, совсем испортил всех, кто хоть как-то вовлечен в систему образования. Например, в Челябинске, где проходил финал конкурса "Учитель года России2006", министра о деньгах спрашивали "во первых словах". Приехал министр в колледж - ему сразу вопрос от студента: а дадите на ремонт корпуса? Встречается с преподавателями, сельский учитель тут же с вопросом: когда проведут Интернет и кто за это заплатит? Приезжает в школу в уральской Сатке, ему рапортуют: пять учителей удостоены президентской премии по 100 тысяч рублей. Можно долго еще перечислять, но создается полное впечатление, что ведомство гна Фурсенко ничем другим не занимается, кроме как раздачей средств на затыкание дыр. О том, что на самом деле происходит с многострадальным нацпроектом, "Итоги" спросили у министра образования и науки Андрея Фурсенко.

- Андрей Александрович, неужели весь национальный проект по образованию свелся к банальной раздаче денег?

- Почему мы с такой любовью создаем мифы и в них верим, вместо того чтобы слышать и видеть, что реально происходит? Суть национального проекта не в том, чтобы щедро раздавать деньги, а в том, чтобы обеспечить системные изменения по основным направлениям развития образования России. Для этого и предусмотрена государственная поддержка лидеров - школ, вузов и педагогов, чья деятельность наиболее полно отвечает современным социальным запросам. Выявляются они путем конкурсов, где экспертом выступает не только профессиональное сообщество, но и другие общественные институты. Сейчас такие школы, учителя и вузы выбраны на конкурсной основе, они получили деньги и будут тратить их на дальнейшее развитие. А сколько было пересудов, когда это только начиналось!

- Каких именно?

- Вспомните, главной темой при обсуждении грантов, выделяемых школам и учителям, было то, что это перессорит все образовательное сообщество. Вы много знаете случаев, когда кто-то с кем-то поссорился? Зато я вам могу назвать изменения, которые достигнуты в результате. Самое важное, что образование перестало быть закрытой системой, которая сама себе устанавливает правила и сама себя оценивает: мы добились привлечения различных общественных организаций - от родителей до ученых и профсоюзов - к выработке критериев оценки школ и учителей, а потом и выявлению лучших. Появилась ясность в организации самого образовательного процесса. Нигде до недавних пор не были сформулированы требования к учителю, школе и так далее. Недавно мы этот пробел устранили. И третье - введение новых подходов к финансированию системы. Это в первую очередь нормативно-подушевое финансирование. Когда стало понятно, за что именно школа получает деньги - а получает она за обучение определенного количества учеников с поправками на тип учреждения, - исчезли многие неразрешимые, казалось, конфликты. Кроме того, мы доказали, что деньги учителю надо платить не только за часы, но еще за количество обучаемых им людей и результат. Когда у учителя дети выигрывают городские олимпиады, а зарплата у него меньше, чем у коллег, ему становится обидно и он уходит из системы, которая кажется ему несправедливой. Все эти вопросы системные - без них нельзя было начать реструктуризацию в системе образования, а уж тем более мечтать о новом ее качестве. И мы их решили, причем за счет очень небольших денег: на нацпроект тратится всего 6 процентов от консолидированного образовательного бюджета. Государство заставило образовательное сообщество поверить, что оно - приоритет. Школы стали бороться за право называться лучшими и получать за свои достижения поощрение от государства.

- Допустим, в борьбе за гранты учителя и школы будут изо всех сил стараться, а как дела с вузами?

- Примерно так же. Сейчас мы начали работать над новой концепцией системы высшего образования. Уже прошел один конкурс, вузы представили свои программы инновационного развития. Мы получили двести заявок, и по крайней мере половина была очень приличного качества. И хотя победителями стали всего семнадцать вузов (они получили от 200 до 900 миллионов рублей. - "Итоги"), это не значит, что наработки остальных нельзя использовать. Началась цепная реакция: вуз, подготовивший свою программу развития, так или иначе начинает ее использовать. Сейчас идут семинары по подготовке к следующему конкурсу по вузам, и в каждом - по две сотни участников. Они готовятся, серьезно работают, хотя понимают, что никто им не гарантирует получения гранта. Вузы стали серьезно относиться к своему развитию: чтобы стать победителем, им пришлось задуматься, что именно и для чего они делают. В этом году отберем еще 25-30 инновационных вузов. Так возникнет сообщество прогрессивных и лучших - к их уровню придется подтягиваться остальным. Не говорю, что это фиксированная элитная группа. Пройдет полтора года, и эти университеты должны предъявить, чего они достигли. Это и есть системные изменения образования. Результат, конечно, будет виден не сразу, но, думаю, года через два-три мы получим выпускников школ и вузов другого качества.

- А бизнес-сообщество удалось привлечь к решению проблем высшей школы?

- Да, они сейчас активно с нами работают и заняли довольно жесткую позицию. Несколько вузов вылетело из конкурса, например, потому, что бизнес сказал: эти вузы не могут и не хотят готовить специалистов для реальной экономики. Сегодня комиссия РСПП уже вплотную приблизилась к выработке стандартов и требований к высшему образованию.

- Есть мнение, что сам принцип построения системы образования устарел и вся эта косметика лишь маскирует проблемные места. Вы не согласны?

- Есть такая экстремистская позиция, знаю. Говорят, что надо отказываться от урочной системы, от лекций и семинаров. Можно, конечно, ломать и строить новое. Но для того чтобы это сделать, надо водить сначала образование сорок лет по пустыне. Система наша принципиально консервативна. Сначала вы должны понять, что надо делать, и донести это до общества и учителей, которые будут учить новых учителей, потом новые учителя должны выучить детей, а те - стать учителями. И тогда только можно понять, правильно ли вы все сделали. А будет это через десяток лет в лучшем случае. К тому времени может измениться в корне ситуация в мире, обществе, и окажется, что те принципы уже опять устарели и требуют корректировки. Но любая революция в образовании имеет запредельную цену, поскольку меняет направление развития общества. Никто не может взять на себя ответственность за такие перемены. А сейчас мы просто должны добиться, чтобы люди в образовании думали, что они делают и зачем, и обосновывали перед обществом свои шаги. То есть отчитывались перед заказчиком.

- А заказчик-то у нас знает, что он хочет от образования?

- Не всегда, наверное. Но понимание приходит при совместной работе. Потому что если заказчику навязывают свои решения, свою "архитектуру", то он потом всю жизнь живет в дискомфорте. Но если архитектор выключает свой профессионализм и подчиняется полностью требованиям заказчика, тогда здание кривое получается. Правда, в этой аналогии есть один существенный недостаток: архитектору не жить в кривом доме, а в образование вовлечены все. От его конструкции зависят экономика, бизнес, гражданское общество, наука и так далее. Но в результате нацпроекта мы добились, чтобы стороны стали искать консенсус.

- Не знаю, как там с консенсусом, но в обществе настроение предгрозовое - из-за все увеличивающейся доли платного образования.

- Устал повторять, что по сравнению с советскими временами количество бюджетных мест увеличилось. Просто студентов стало больше в 2,5 раза, вузов - в 5 раз. И многие из них коммерческие, появились и в старых вузах коммерческие отделения. Хорошо это? С одной стороны, вроде хорошо, с другой - упало качество обучения, профессуры элементарно не хватает. Мы боремся с вузами, которые дают псевдовысшее образование. Сейчас идут проверки, например, в Краснодарском крае. Но есть целый набор правовых действий, которые нужно совершить, прежде чем мы закроем вуз или филиал. Все вроде бы поддерживают ужесточение правил, борются за качество образования... Но как только дело доходит до чего-то конкретного, все застопоривается. Закрыли институт некий, который уже не помнит никто, получили сто ушатов грязи. Это беспроигрышная карта: мол, сужают образовательное поле, отбирают право на образование. У нас нет шансов получить одобрение общества, когда мы что-то закрываем и выступаем в роли "ассенизаторов", даже если все это делается, чтобы решить навязший в зубах вопрос о качестве образования. Куда привлекательнее бороться за право на высшее образование для всех и каждого. Но ужесточение мер с нашей стороны - отзыв лицензий, жесткие проверки и так далее - будет продолжаться. Есть и другой механизм - ЕГЭ, который заработает в 2009 году. Тогда будут установлены уровни "отсечки". Набрал ребенок условно больше 60 баллов - идет учиться на бюджет, ниже - бюджет закрыт, но после можно поступать на коммерческое отделение. А вот если баллов меньше, допустим, 35, - значит, не может вообще идти в вуз. Хотите получать высшее образование, пересдавайте экзамен. При таких правилах, да еще с учетом демографической ямы дай бог, чтобы на бюджетное отделение вузы смогли найти достаточно людей.

- Тогда, может быть, наконец вузы займутся экспортом своего образования и займут места иностранными студентами. Что мешает нам отхватить кусок на мировом образовательном рынке? Экстремизм?

- Да, в этом никто сегодня не заинтересован. Вузы, которые способны давать достойное образование, наполнены по максимуму своими. Если смотреть на такой экспорт образования как на стратегические инвестиции в геополитические процессы, то до последнего времени, на мой взгляд, этим мало занимались. Было много высказываний на разных уровнях, что инвестировать в интеллектуальную экспансию на рынке других государств через образовательную систему эффективно. Только как это сделать? Если мы считаем продвижение в мире нашей научной школы, наших образовательных стандартов важнейшим приоритетом, то должны на это тратить деньги в первую очередь. И отказываться, видимо, от комплектации библиотек, строительства общежитий для своих студентов и так далее. Популярная мера? Нет, никто этого не одобрит. Что касается экстремизма, то это тоже проблема. Причем, к сожалению, при трактовке событий, связанных с нападением на иностранных студентов, мысль о том, что это удар по нашим государственным интересам, не проводится. На первом плане тезис о межнациональной розни и расовой нетерпимости. Это все так, но говорить надо и о том, что в наши вузы никто не поедет, мы теряем лояльных России людей, мы бьем по имиджу страны. Только об этом вообще не упоминается.

- Тогда вернемся к идее сокращения числа вузов. Можете ли вы сказать, с каким образованием и сколько людей нужно будет нашей стране через какое-то время? Ведь только так можно понять, сколько вузов или техникумов надо иметь.

- Никто этого точно не знает. Наша работа с РСПП как раз настроена на то, чтобы определить потребности государства и бизнеса в специалистах определенной квалификации. Но и они не могут пока дать четкого анализа по этому поводу. С другой стороны, рассчитывать на то, что рынок сам расставит все по своим местам, не стоит. Мы уже имеем экономистов и юристов в избытке. На поведение рынка можно влиять, причем простыми вещами: информировать общество о том, где люди не востребованы или востребованы. У нас сейчас недобор специалистов в области информационных технологий - 20 тысяч, переизбыток юристов - полтора совокупных годовых выпуска. Далее: необходимо рейтингование вузов независимыми экспертами. Путь не бесспорный, но если прописана четкая логика построения рейтинга, выделены сильные стороны вузов, то это тоже сигнал: пусть вуз в общем рейтинге на 150м месте, зато у него самые востребованные специалисты в такой-то области. Есть еще механизм прямых заказов. Например, если люди узнают, что государством увеличены контрольные цифры приемов в средние специальные учебные заведения - ссузы (то есть увеличено число бесплатных мест), то понятно, что такие специалисты нужны на рынке. Для людей, чьи предпочтения еще не сформировались, это хороший повод задуматься над выбором места учебы и будущей профессии. Правда, прямой реакции ждать не приходится. Это как с газом: управлять процессом его движения можно перепадом давления.

- Все с ужасом ждут последствий принятия закона об автономных учреждениях. Ведь он не за горами, принят во втором чтении, где отклонено больше ста поправок. Не появились ли в результате законодательные "дыры", которые позволят предприимчивым людям сначала перевести школу, вуз в статус автономного учреждения, а потом приватизировать?

- Да можно было и тысячу поправок сделать и отвергнуть. Главное, что там осталось, это принцип добровольного перехода в новый статус. Уже очередь университетов стоит, желая его получить. Они же уже давно на самом деле ведут самостоятельную коммерческую деятельность и могли бы быть более эффективными, не в ущерб, конечно, образовательному процессу, если бы закон позволял. И ссузы, и вузы до этого дела доросли. В отличие от школ, которым это, думаю, пока не по силам. Да и не надо. Что касается всех этих страшилок про приватизацию... Невозможно по этому закону изменить функцию учреждений - они обязаны вести образовательную деятельность, а передаваемая в управление собственность будет оставаться государственной. Говорят, конечно, что на каждый закон найдется новый закон. Но в данном случае четко зафиксирована невозможность такого механизма. И когда вспоминают детские сады, из которых сделали магазины, то надо помнить: не было в те времена никаких правил, это запрещающих.

- А ведется ли какая-то законодательная деятельность по поводу стандартов образования?

- В этом году дорабатываем концепцию стандартов. Она заключается в том, что мы должны выстраивать стандарты исходя не из процесса образования, а из его результатов. Это принципиально иная логика. Мы должны закладывать результат на каждом из этапов образования: что должен знать и, главное, уметь человек, заканчивая конкретный класс, курс. А не то, что должно привести его к этому результату. Хотя будут рекомендуемые учебные планы. Думаю, что большинство учителей на первых порах их будут охотно использовать, кто-то потом найдет свои методики, а кто-то так и останется - не все же способны к творческим прорывам и генерированию гениальных методик. Хотя талантливых очень много, и конкурс в рамках нацпроекта это наглядно показал.

- А достаточно ли выявлять лучших учителей и даже школы с вузами, чтобы хорошо работала вся система?

- Сильной система образования может быть только тогда, когда сильны все звенья иерархической цепи. Должен быть приемлемый министр, профессиональные чиновники федерального и регионального уровней, должны работать методические институты, директора и учителя. Не мне судить, как нас оценивают в образовательном сообществе, но мы ощущаем: озлобленность на чиновников прошла, и люди готовы с нами сотрудничать.

Ирина Мельникова.

По материалам сайта Министерства образования и науки Российской Федерации.

Другие матералы рубрики: